Trado значит «передавать»

ФОТО ЦГАКФФД СПБ
ТЕКСТ МАРИНА ВАДЕЙША

Сейчас много говорят об изменениях, которые претерпевает наш мир — природный, предметный, социальный, виртуальный… Мы уже давно не удивляемся, не пугаемся и с покорностью или энтузиазмом принимаем новые обстоятельства жизни. Но так ли изменяем этот мир? Есть ли в нем что-то стабильное, внушающее надежду? К счастью, есть. Это традиция.

Украшенная елка в помещении градоначальства и столичной полиции (Гороховая ул., 2)
1913 год

Традиционное знание передается из поколения в поколение и не требует никаких объяснений, почему так, а не иначе. Ответ на вопрос «почему?» всегда одинаков: так заведено, так делали всегда, так поступали наши предки. И эти ответы совсем не бессмысленны, ибо отсылают к основным характеристикам культуры: к преемственности, к стабильности, к ценностям, которые прошли испытание временем и подтвердили свою истинность.

Обычай крепче закона
Слово «традиция» происходит от латинского trado, что значит «передавать». Римляне пользовались им, когда нужно было вручить некий предмет или даже выдать дочь замуж. Но передавать можно и нематериальные предметы — навык, обычай или словесный текст. Из этого вытекают два важных обстоятельства. Во-первых, придерживаясь традиции, мы ощущаем себя носителями общего знания. Во-вторых, полученное от предков воспринимаем без критики, традиция замечательно освобождает от ответственности. Соответственно, чтобы выйти за пределы традиции, нужно совершить усилие. Иногда значительное, вплоть до государственных законов: например, традиция телесных наказаний детей до сих пор настолько прочно владеет умами, что, наверное, потребуется одно-два поколения небитых людей, чтобы варварский обычай наконец остался в прошлом.
В русском языке традиции соответствует слово «предание», то есть именно то, что передается. Другое слово — обычай — отражает вторую важную черту традиции — привычность, приближенность к опыту каждого человека и одновременно — обязательность исполнения для всех членов коллектива. «Обычай крепче закона», — говорит пословица.

Ключ с правом передачи
Однако традиция — не пакет, который курьер вручает, не распаковывая. Мы проживаем обычай: сначала с родителями, принимая, потом — с детьми, передавая. Так же проживают его наши соседи, жители нашего села или города, страны, христианского мира. Здесь нет главного и второстепенного, все одинаково важно. Культура транслирует из поколения в поколение определенный, ей одной присущий образ мыслей, действий и настроения. Неизменность, безусловность, повторяемость — ключ ко всему. Точность воспроизведения набора установленных действий является залогом общественного блага: «Не нами заведено, не нам и менять». И только в случае правильного исполнения обычая мы будем здоровы и благополучны, общество стабильно, а мировой порядок гармоничен.
Наши предки рождались, жили и умирали в пределах одной культурной нормы. В ХХ веке авторитет традиции сильно пошатнулся, ее нередко связывали с косностью, отсталостью, а в советской России — еще и с «проклятым наследием капитализма». Правда, коммунисты немедленно приступили к созданию новых, «советских» традиций (как-никак, на них тоже выросли несколько поколений), но их обаяние и сила были уже далеко не универсальны, а в наши дни они и вовсе не в почете. Современный человек пребывает в растерянности: на что опереть духовный опыт, к каким ценностям обратиться? Это особенно важно в семье, где растутдети.
Примета нашего времени — возвращение к истокам и поиск новой традиции. Мы, большей частью безбожники по рождению, вновь открываем для себя христианские ценности; находим вдохновение в «новом язычестве»; приникаем к источникам восточной мудрости. Но с традицией здесь туговато. Если православные обычаи, коренящиеся в народном бытии тысячу лет, можно «вспомнить», то внедрить в свое сознание иную культуру совсем не просто. Ключ к обычаю нельзя ни купить, ни изготовить, можно только получить. И лучше всего — в детстве.

Дети в интернате фабрики. Начало 1920-х годов

На разных языках
Человек усваивает знания либо из контекста, либо с помощью правил. Ближайшая аналогия — изучение языка. Ребенок впитывает его со звуками маминой-папиной речи; каша, чашка и кукла входят в его жизнь одновременно со своими названиями. А мы, взрослые, корпим над списком неправильных глаголов и тщимся запомнить количество времен и падежей. В одном случае слова языка пропускаются через себя, в другом — препарируются, запоминаются, как школьные уроки (сегодня — склонение, завтра — спряжение). Мы не просто говорим на родном языке, мы на нем думаем и чувствуем, он определяет нашу картину мира. Даже самый прилежный школьник никогда так не выучит на уроке чужой язык.
А если чужие языки совсем незнакомы? Можно себе представить ужас человека, которому вдруг приказали забыть родной язык и заговорить на неизвестном, сунув в руки плохо составленный разговорник. Примерное так, наверно, чувствовали себя подданные царя Петра, когда их заставили нарядиться в немецкое платье, сбрить бороды и ехать с женами и дочерьми на ассамблею. Сам царь воспринимал эту ситуацию совсем иначе: он с детства был окружен иностранцами, говорил на нескольких языках, путешествовал по Европе. Разрушение старых порядков русские люди воспринимали как форменный конец света. Недаром государь-реформатор получил в народе наименование Антихрист. Он посягнул не только на привычный уклад, но и на самое время: в 1699 году перенес празднование Нового года с 1 сентября на 1 января.

Новогодние страсти
Мы до сих пор говорим: как встретишь новый год, так его и проведешь. Но сегодня для нас это не более чем забавная формула. Для наших предков веселье наступало только в том случае, если были выполнены важные обряды, обеспечивающие грядущее благополучие. Новый год воспринимался как начало новой жизни, символическое сотворение мира. Надо было наесться до отвала, чтобы весь год не голодать. В новогоднее утро избегали давать взаймы, зато старались украсть у соседей хоть какую-нибудь ерунду, чтобы добро в доме прибывало. Верили в вещий новогодний сон, чудеса и исполнение желаний. Бояре, купцы и прочие горожане не слишком отличались от крестьян, все разделяли одну культурную парадигму. Бояре всерьез доказывали государю, что Бог не мог создать Землю посреди зимы, в мороз и стужу. Петр же ввел незнакомые потехи: фейерверки, ружейный и пушечный салют, колокольный звон и елку! Иностранный наблюдатель писал: «Царь совершил за последнее время ряд чудес. Сравнить его Россию со старою — разница та же, что между днем и ночью». Так-то так, только русским казалось, что наступает темное и страшное время…
Распоряжение насчет елки было особенно неприятно. В России ель всегда ассоциировалась со смертью: лапником устилали дорогу на кладбище, покрывали могилу… В петровское время она в наши дома не вошла. Хотя Новый год, ничего не поделаешь, стали праздновать по-новому. Этому помог обычай: Новый год почти совпал с Рождеством и уместился внутри обрядового карнавала — святок, продолжающихся с Рождества до Крещения. А елка все-таки проложила себе дорогу в нашу жизнь. И путь этот пролег через детские сердца.

Немецкая, поповская, советская
Еще в начале 1830-х годов рождественское деревце считалось «милой немецкой затеей», но к середине XIX века стало обычным в столицах, провинции и усадьбе. Елку воспринимали как символ вечного обновления жизни. Праздник в честь младенца Христа стал настоящим детским праздником. Нетерпеливое ожидание волшебства, радостные мгновения разворачивания подарков, вакханалия последнего «ограбления» (это так и называлось — «грабить» елку) потом вспоминались как лучшие минуты детства. На протяжении многих лет, православная церковь елку не одобряла, считая ее «бесовским действом». В деревне даже в середине XX века елку ставили только в клубе и сельской школе. В городах за «легализацию» детского праздника выступали писатели, педагоги, придумавшие зимних персонажей — Деда Мороза, Снегурочку и множество других. Вспомнили традиционное святочное ряжение, к началу ХХ столетия в программу вошел детский маскарад. В таком виде, уже знакомом нам по собственному детству, елка дожила до революции.
Большевики не сразу повели наступление на елку. Лишь в середине 1920-х годов коммунисты приступили к плановой антирелигиозной работе. Рождество изображалось как религиозный дурман, а елку, с которой так безуспешно боролась церковь, объявили поповским обрядом. В школах устраивались «Комсвятки» — «антирождественские» вечера с пением сатирических куплетов и чтением атеистических стихов. Но в конце концов в Кремле, видимо, решили, что лучше не бороться с праздником, а узаконить его на новой идеологической основе. Зеленая красавица стала обязательным атрибутом советского государственного мероприятия под девизом «Елка — праздник счастливого детства в нашей стране». Из рождественской она стала новогодней и просто «советской». А теперь советская пропаганда тоже осталась в прошлом, а елка радует уже наших детей — без всякой идеологической подоплеки.

Что делать?
Пример с елкой показывает: то, что трудно изменить в сознании взрослых, легко принимается в детстве. Чем больше в жизни ребенка приятных обычаев, тем более защищенным он себя чувствует в нашем меняющемся мире. Семейную традицию можно создать для своих детей, главное — чтобы порядок был заведен раз и навсегда. Продолжая новогоднюю тему, можно вспомнить новый американский обычай покупать елку в кадке, а после праздника отвозить назад, в питомник. В течение года семья несколько раз отправляется «проведать свою елку» — это маленькое событие, но сколько радости оно доставляет детишкам! А в Чехии, где традиция требует поставить на новогодний стол карпа, его теперь покупают живым, приносят к столу в большой банке или кастрюле, а на другой день всей семьей отправляются выпускать в ближайшую реку. Обычай укоренился уже во многих чешских городах.

Комментарии:

• < Назад
• Вперёд >