№5 — сентябрь 2016
Есть мнение, что жизнь музыканта это сплошные секс, наркотики и рок-н-ролл. А жизнь музыкального промоутера?
Близко, конечно (смеётся). Но всё от возраста зависит. Когда тебе за 40, ты ко всему относишься спокойно и пьёшь зелёный чай определённой марки. Хотя я до сих пор люблю бывать в туре – недавно вместе с моими друзьями, группой Markscheider Kunst, ездил на гастроли в Колумбию. Это было суперпутешествие, мне очень понравилось.
Музыкальный промоутер – профессия штучная, особенно в Петербурге: хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать успешных. Как вы в неё пришли?
Можно сказать, случайно. Я учился в Кораблестроительном институте, отслужил в армии, вернулся, проучился ещё полгода и понял, что это не моё. С морем я был связан лишь косвенно – в школе занимался парусным спортом, а вот музыку любил всегда и, чтобы быть к ней поближе, решил перевестись на факультет звукорежиссуры в Институт киноинженеров. Учёба там оказалась тоже не слишком захватывающей, потому что приходилось зубрить сопромат и прочую лабуду. И тогда Виктор Динов, очень известный звукорежиссёр, пристроил меня в Дом радио. Ничего толком не умея, я стал там работать, и через какое-то время научился записывать передачи. В начале 1990-х я уже был звукорежиссёром программы «Рокси-аудио», которую Джордж Гуницкий вёл на Ленинградском радио, и стал делать в неё сюжеты про новые местные группы. Уже тогда я чувствовал, что мне интересно заниматься не техническими вещами, а что-то организовывать. Примерно в то же время Сева Гаккель открыл «TaMtAm», первый альтернативный клуб в России. Я ходил туда на концерты, а потом стал в нём работать. Никакой должности не было – я и убирался после концертов, и помогал с артистами. И в 1992 году сделал свой первый фестиваль. Он назывался «Музыкальные вечера для юношества», проходил в ЛДМ, там выступали «Нож для фрау Мюллер», «Дурное влияние», Solus Rex и ещё больше десяти групп, которые только появились. У меня не было вообще никакого опыта в этой сфере – полнейшая авантюра. И подсмотреть было не у кого, потому что другие фестивали тогда не проводились. Самое интересное, что мы даже немного заработали. И я продолжил заниматься разными вещами, связанными с музыкой. Стал директором групп «Пупсы», «Никогда не верь хиппи», «Монумент страха», ездил с ними в туры по Германии. На радио «Катюша» почти два года вёл передачу «Встреча с песней» о независимой музыке.
О чём вы тогда мечтали?
О собственной рекорд-компании. Я сделал маленький кассетный лейбл Crack Track, издал три релиза Crack Track: Indie Rock & Pop Music from Saint-Petersburg, сейчас это раритет. Там были все группы, которые в тот момент что-то интересное делали, от Tequillajazzz до Pep-See. Идею организации совместного лейбла мы также обсуждали с Сергеем Курёхиным. А в 1996 году познакомился с Олегом Тиньковым, он тоже был увлечён идеей рекорд-бизнеса, его кумиром был Ричард Брэнсон, глава Virgin, и он предложил мне сделать лейбл. «Шок Records» существовал почти три года, я полностью им занимался – сначала на деньги Тинькова, потом взял кредит. Мы выпустили первый альбом группы «Кирпичи». Киносимфонию «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» – оказалось, что эта музыка никогда не издавалась, мы пошли с композитором Владимиром Дашкевичем в архивы «Ленфильма», собрали плёнки и сделали очень интересный проект. Очень удачным опытом я считаю альбом «Нож для фрау Мюллер» «Алло, супермен», потому что мы выпустили его не только в России, но ещё в Европе и в Японии – для того времени это было очень круто. У нас с Олегом Гитаркиным вообще была идея, чтобы «До свиданья, море» спела Эдита Пьеха, но она не очень прониклась, и хитом эту песню сделала Аня Кипяткова, вокалистка «Pep-See». Ещё мы первыми подписали контракт с группой «Ленинград». Но как раз тогда начался кризис 1998 года. Стало понятно, что скоро всё развалится. И контракт мы продали московской организации «Группа Ы». А через год компания Gala Records пригласила меня работать директором по артистам и репертуару. И я продолжил работать с теми же артистами, занимался всем, что связано с релизом и продвижением альбомов. Поставил «Ленинград» на радио и на MTV. Хотя поначалу отношение к ним было неоднозначным – их воспринимали как полублатняк какой-то, в лучшем случае как эпигонов группы «Ноль». И когда вышел альбом «Дачники», я сделал его презентацию в ЛДМ. Причём, для меня это был первый опыт большого концерта, который я полностью самостоятельно организовал. Билеты сначала продавались плохо. А за неделю до мероприятия их полностью раскупили, и в день концерта пришло ещё столько же желающих – люди штурмовали вход, пришлось вызывать подкрепление. Никакого официального договора с Сергеем Шнуровым у меня не было, и кто-то предложил ему следующий концерт провести в «Юбилейном», на который пришло уже 9000 человек.
А почему этим человеком стали не вы?
Если честно, я тогда не предполагал, что буду заниматься организацией концертов. Для меня это скорее был побочный эффект от рекорд-индустрии. Я до конца не понимал ни этого бизнеса, ни того, стоит ли им вообще заниматься. А потом я стал проводить вечеринки «Аперитив клуб» в Музее Набокова, привёз Montefiori Cocktail, De Phazz в клуб «Голливудские ночи» – лаунж тогда был на подъёме. Кроме того, тогда спонсоры выделяли под эти мероприятия большие бюджеты, группы типа Solex или Stereo Total можно было привезти, вообще не думая о билетах, потому что всё было оплачено. Для привоза новых артистов это была идеальная ситуация. В 2001 году сделал вечеринку Sushi Disco в Молодёжном театре на Фонтанке – играли Pizzicato 5, мы повесили японские фонарики, пришло много людей, было очень здорово. Я решил сделать летнее мероприятие, которое проходило бы не один день. И в 2002 году появился фестиваль «Стереолето», который шёл четыре ночи на двух сценах – одна в театре, другая на улице. А в 2003-м было уже семь вечеринок – каждую субботу практически два месяца.
Как строится лайнап «Стереолета» – он отражает ваши вкусы или вы ориентируетесь на музыкальную моду?
Это всегда баланс. За всё время не было ни одной группы, которая мне не по душе. Ну, а зачем приглашать на свой фестиваль артиста, который тебе не нравится? В то же время он должен нравиться не только мне, но и быть актуальным, соответствовать тому пониманию музыки, которое я хочу донести. Первые лет шесть «Стереолето» воспринималось людьми по-другому. Мы же были первым фестивалем в России такого рода, и артистов, которые у нас выступали, тогда нельзя было увидеть вообще нигде. Джей-Джей Йохансон или Gotan Project приезжали впервые, и на них шли все. Сейчас, если хедлайнер не Arctic Monkeys – то в глазах публики это уже и не хедлайнер.
Хорошей музыки стало меньше?
Её стало гораздо больше. Но сегодня музыка перешла в разряд необязательных развлечений. Большая часть молодых людей уже не относится к ней всерьёз, не воспринимает как что-то важное для себя. Раньше она выражала дух времени, это справедливо и для 1960-х, и для 1990-х. А сейчас виртуальная реальность вставляет сильнее. Если бы тогда был Интернет, возможно, Виктор Цой не музыкой бы занимался, а программированием или веб-дизайном (смеётся). Поэтому сейчас клубы уже не концерты делают, а встречи с видеоблогерами – народ идёт так, как не снилось группе The Rolling Stones.
Вы к этому формату присматриваетесь?
Это же чистый entertainment. А я к своему занятию никогда не относился как к шоу-бизнесу. Наверное, если бы я думал только о деньгах, то зарабатывал бы гораздо больше и с другими артистами. Но я не могу представить себя в роли человека, который устраивает концерт группы «ЛЮБЭ», хотя наверняка это очень выгодно. Я смотрю не со стороны бизнеса, а со стороны человека, который всю жизнь любил и до сих пор любит музыку. Например, я мечтал привезти Моррисси. И для меня было дичайшим разочарованием, когда на него пришло 650 человек – я думал, будет солдаут за несколько недель. И в той части музыки, которой я занимаюсь, такое иногда происходит. В середине 2000-х у «Светлой музыки» было по 150 концертов в год в разных городах. А сегодня это совершенно невыгодно, в первую очередь экономически. Если раньше можно было привезти новую западную группу за 3-5 тысяч евро и она окупалась на билетах, то сегодня на эти деньги можно сделать концерт группы, например, Billy’s Band, и они соберут в пять раз больше народа. Рынок небольших классных западных артистов сегодня вообще ушёл. Посмотрите репертуар – там их вообще практически нет, в основном русские артисты, которые кочуют из клуба в клуб.
За то время, что вы устраиваете концерты, вы привезли всех, кого хотели?
В общем-то, да. Ну, наверное, кроме Бьорк и Portishead. Понятно, что уже невозможно сделать концерт Cocteau Twins, потому что они распались. Конечно, я всегда очень сильно хотел привезти Дэвида Боуи, у меня были подвижки в этом направлении, но, к сожалению, не успел. Однажды я почти привёз Эми Уайнхаус, у меня был спонсор конкретно под неё, который готов был дать 400 тысяч евро. Как это обычно у неё происходило, всё в последний момент обломалось, а на следующий год её не стало. Но шанс был абсолютно реальный.
В этом году фестивалю «Стереолето» исполняется 15 лет. И летом 15 лет назад родилась ваша старшая дочь. Вы специально синхронизировали рождение двух первенцев?
Тогда я делал Sushi Disco и о «Стереолете» ещё не помышлял. Но назначая дату вечеринки, я держал в уме, что в любой момент могу сорваться в роддом. В итоге Соня родилась на три дня раньше. Но я не могу сказать, что моя жизнь круто изменилась именно тогда – это произошло годом раньше, когда я женился на Кате. И ребёнок стал логичным продолжением наших отношений. Ну а дальше всё понятно: когда ты семейный человек, у тебя возникает много новых обязанностей и в большей степени ты уже думаешь не только о себе.
Какой вы отец?
Не могу сказать, что придерживаюсь каких-то педагогических теорий или знаю, как себя вести в определённых ситуациях. Главное правило – проводить с детьми как можно больше времени. Я человек настроения, и когда оно у меня плохое, могу сорваться на них – конечно, это неправильно. Но, вообще, я стараюсь всё решать без конфликтов. Не всегда получается, но я стараюсь. С детьми у меня хорошие отношения. И даже с Соней, которая сейчас находится в периоде жёсткого подросткового нигилизма, мы общаемся дружески.
Расскажите, какие они люди?
Все девочки совершенно разные, и внешне, и по темпераменту. Соня больше похожа на меня. Она очень осторожная. Я класса до десятого тоже был интровертом, мне сложно было заговорить первым, и сейчас я тоже устаю от большого количества людей. Конечно, мне нравится встречаться с друзьями, но иногда хочется побыть в одиночестве, и я ценю такое состояние. Соня увлекается моделированием одежды, занимается в студии – у неё есть к этому вкус и чутьё. Она уже победила в двух городских конкурсах, заняла второе место, и хочет стать дизайнером одежды. Теперь, когда у меня стоит вопрос, как одеться, подходит ли мне эта вещь, я обращаюсь к ней – она сразу говорит.
Аня наоборот – вообще ничего не стесняется. Мы были в Португалии, она просто на улице встала и начала танцевать, ей прохожие стали деньги кидать. Она очень активная и творческая личность – играет на пианино, ходит в театральную студию, ей нравится петь. Я думаю, она пойдёт в эту сторону.
Про Лиду пока непонятно. Но уже ясно, что она другая, не похожа на сестёр. И мне самому интересно, какой она вырастет.
У дочек одинаковая разница в возрасте – семь лет. Какие между ними отношения?
Они живут более-менее дружно, хотя периодически и ссорятся. Соня очень помогала нам, когда родилась Аня, а сейчас обе активно помогают с Лидой. Они очень обрадовались появлению сестры. Причём они понимают свою ответственность и даже стали делать работу по дому, которую раньше игнорировали, причём без всяких вопросов.
Чему вы обязательно хотите научить своих девочек?
Тому, чтобы материальные явления не являлись для них главной ценностью. Понятно, когда ты ребёнок, тебе всё время хочется что-то иметь – я тоже хотел магнитофон в 14 лет. Но важно понимать, что есть вещи иного рода – отношения с родителями, уважение к людям. Что есть простые и базовые понятия – честь и достоинство. Мне хочется, чтобы они выросли порядочными людьми, способными дарить радость другим. Я считаю, что предназначение человека – в этом. Дарить кому-то радость, любым способом. Шить хорошую одежду, петь, устраивать концерты.
Что слушают ваши дети?
Я на своих вкусах не настаиваю, но Анюте нравится вообще всё, что я ставлю, мы вместе слушаем пластинки. Не могу сказать, что Соня сильно увлекается музыкой, но на концерты «Светлой музыки» ходит. Хотя я даже не очень представляю, какая группа сейчас может повлиять на молодого человека так же сильно, как это произошло со мной, когда я в седьмом классе впервые услышал «Аквариум» и «Кино».
Музыка изменила вашу жизнь?
Абсолютно. Она для меня была религией, это был другой мир, в который хотелось погружаться. Сейчас музыка это не другой мир, а тот же самый. Хотя я считаю, что для музыки, как и для подвига, всегда есть место. И она всегда будет важной – не в той степени, что раньше, но всё равно. В этом году на «Стереолете» выступают Sigur Ros. Я убеждён, это будет грандиозный концерт. Потому что это одна из тех групп, которые по-настоящему меняют мир. И люди под их влиянием становятся лучше.
Фото: Кларисса Ширман
Каждый, кто знает, – поймет. одно дело становиться папой, когда тебе чуть за двадцать. другое, когда тебе пятьдесят.
комментарии