Как устроен город для людей с особыми потребностями

Никакие, даже самые хорошие и гуманные страны, не были такими изначально. И мысль о том, что города должны быть удобны для разных людей, тоже появилась сравнительно недавно. Рассказываем, как двигаться в этом направлении.

 

Петербург – красивый город, который не приспособлен для слабых. Тут и исследований никаких не нужно, достаточно внимательно смотреть на прохожих. Есть множество критериев оценки городов: по размеру бюджета, по доходам на душу населения, по уровню цен на недвижимость, преступности или счастья, по эффективности системы общественного транспорта, по количеству зелёных насаждений, по длине рабочего дня, да сотни ещё могут быть показателей, убедительных и не очень. Оценка толпы на улицах, площадях и парках может без специальных замеров дать вам вполне адекватное представление о том, как и чем живёт город, в том числе и о его этических установках. Чем больше на улице слабых людей, в самом широком понимании слова, и чем комфортнее они себя чувствуют, тем город добрее.

Прогуливаясь по Петербургу, видишь, что в нём нет места не то что для детей с ограниченными возможностями, но и просто для мам с колясками. Точнее, и дети, и мамы есть, но их очень мало, настолько, что они смотрятся как нарушение привычного пейзажа. Толпа на улицах Петербурга – это срез здоровых, сильных людей, в расцвете сил. Пенсионер, плетущийся с авоськой в магазин, уже привлекает внимание. Дело не только в отсутствии пандусов и прочих приспособлений, необходимых для передвижения колясок. Точнее, их отсутствие – не причина, а следствие менталитета. Из советского времени мы унаследовали любовь к норме, желание, чтобы всё было «как у людей», стремление к среднестатистическим показателям. Из трудных 1990-х годов сохранились остатки ощущения, что главное – самому выжить, и тут уж не до сюсюканья с больными, бедными, старыми и вообще кем угодно, кому труднее адаптироваться.

Насколько «стерильны» улицы Петербурга, понимаешь, когда оказываешься, например, в Северной Европе. Количество кормящих матерей в общественном транспорте в Копенгагене поначалу наводит на мысль, что в Дании наступил беби-бум, хотя на самом деле не так уж беспрецедентно много там маленьких детей, просто автобусы и улицы устроены так, что по ним просто передвигаться с маленькими детьми, в том числе и теми, кто ограничен в передвижениях. И общество по отношению к ним толерантно. Мы часто забываем смысл этого слова, принимая его то за снисхождение, то за несколько лицемерную готовность помочь тем, кто хуже тебя. Настоящая толерантность – это в хорошем смысле безразличие, можно сказать гибкость: когда ты и не осуждаешь, но и не смотришь с жалостью, без оценок принимаешь отличие другого человека от тебя как данность.

"Биржа и ростральные колонны". Рисунок Геры Авдочёнка

От подающей пример Скандинавии мы отличаемся и в смысле установок, и в смысле просто физической доступности города для детей с ограниченными возможностями как две вселенные. Впечатление складывается, что мы находимся по другую сторону от глухой стены, где всё заведомо устроено иначе. Это не так. Никакие, даже самые добрые, хорошие и гуманистические страны и города не были такими изначально. Пандусы, лифты и доброжелательность не свалились на них с небес по мановению волшебной палочки, и терпимость вовсе не была заложена в них генетически тысячелетия назад. США приняли закон, предписывающий обязательные удобства для людей с ограниченными возможностями уже на нашей памяти, в 1990 году. А сто лет назад любимым развлечением в Америке был цирк, а в цирке, кроме обычных представлений, напоказ выставляли странных людей – карликов, уродов, инвалидов, – и вся нация искренне и от души над ними хохотала, и никому не казалось это зверством. Может быть, кстати, потому так и усвоили потом идею равенства, что сначала позволили себе такую дикую реакцию.

Мысль, что города должны быть удобны для разных людей, появилась только в 1960-е годы, и вовсе не во властных коридорах, а в обществе. Как и любое новаторство, сначала она казалась маргинальной, потом недостижимым идеалом, а потом постепенно стала принимать форму законодательных актов. В Великобритании, скажем, это случилось всего лишь шесть лет назад.

Мы не в другой вселенной, мы просто немного отстали, но наличие чужого опыта позволит нам при желании нагонять быстрее. И зависит это не от правительства, а от нас самих. Писать статьи, говорить, распространять петиции, создавать фонды – с этого, как правило, всё и начинается. И это происходит – чем дальше, тем больше. Чтобы появились заезды для колясок в автобусе, лифты в метро, информационные стенды с сурдопереводом, специализированные детские площадки, люди должны сначала поверить в их необходимость. И, кажется, мы близки к этому как никогда раньше. Только овладевая массами, идея обретает материальную силу.