СВЕЖИЙ НОМЕР

Недетские вопросы на детские темы

Папиному журналу отвечают петербургские политики, представители главных партий.

Непопулярная депопуляция

В России рождаемость не достигает уровня, необходимого для воспроизводства населения. Мы вымираем. Что делать?

Мы с детьми ровесники

ФОТО МАРИИ ПРИЛЕПИНОЙ
ИНТЕРВЬЮ БРАЛ НИКОЛАЙ НЕЛЮБИН

Ребенок — конструкция метафизическая, чье настроение нужно угадывать. Так считает Захар Прилепин, отец четверых детей. Писатель, лауреат многих премий, в частности «Русского Букера Десятилетия», он уверен — творческий успех ему принесли именно дети

– В какой момент вы поняли, что вам нужна семья?

– Ничего я не понимал, и, как правило, я в своей жизни никогда ничего не понимаю заранее. Когда я встретил свою любимую женщину, мне было 22 или 23 года, я был юн, совсем молод. Моя мама была уверена, что я женюсь, когда мне будет за 30. И я помню, что очень ее огорошил заявлением, что у меня будет семья. А у меня вопросов не было никаких, потому что я точно знал, что это та женщина, без которой я не могу жить на этом свете. И все. у нас начали быстро рождаться дети. Недавно исполнилось 15 лет совместной жизни, и только спустя это время я стал понимать, что такая вещь, которая называется карьера, и трудовой путь – она делается не вопреки детям, а благодаря их наличию. Все, что у меня произошло в жизни, как раз и случалось в прямой связи с появлением у меня новых детей. Когда родился первый ребенок, я был нищ, как церковная мышь. Когда второй появился на свет, у меня в жизни стало что-то получаться. Когда третий – я стал известным писателем. Когда четвертый ребенок появился, я получил 100 тысяч долларов на руки; стали появляться спектакли по моим книжкам. Алексей Учитель начал экранизировать мою книжку. Меня засыпали дарами жизни. Боюсь, если пятый родится, что же мне еще дадут? Знаю много моих товарищей по литературе, которые говорят – нет, семья мне не нужна, я великий писатель, буду творить. Сидят в своем пыльном углу и пишут «нетленки», которые никому не нужны. Потому что текст делается из жизни, а дети – это одна из наиважнейших ее частей. Можно писать не о детях, не ради детей. Просто само их присутствие дает такую полноту ощущения мира, бытия, света и Бога, какую не получишь больше нигде и никак.

– Уединенность вам для творения не нужна?

– Она, может, мне и нужна иногда, уединенность… Однако когда четыре человека уже сидят у тебя на голове и постоянно требуют есть, да не по одному разу в день, это обязывает. Связь здесь прямая – чем больше детей, тем больше ты работаешь, если ты не совсем идиот или не совсем ничтожный тип. Обязательства заставляют крутить педали еще быстрее, всеми маховиками своими работать. Наличие детей побуждает писать все больше, писать все лучше, чтобы их кормить хотя бы, чтобы няню нанять, чтобы она могла их учить. Другую няню нанять, чтобы она могла их «гулять», а я в этот промежуток времени мог бы еще больше заработать. Уединенности добиваешься как раз за счет того, что работаешь.

– Удается проводить время с детьми?

– Конечно. Все свое свободное время я с ними. Вот приехал я («барин приехал») с городу Парижу, тут же забрал двух средних детей и укатил в деревню. Мы с ними втроем, плюс собака и три кота, прожили там 4 или 5 дней. Потом приехали в город, за пару дней я решаю городские дела, мы уже с женой и четырьмя детьми загружаемся в машину и опять едем в деревню и живем там еще неделю. Потом я опять скатаюсь куда-нибудь в Норвегию, а потом в Англию, потом прихвачу свою маму и поеду с каким-то набором детей общаться. То есть, по сути, я полмесяца в разъездах, а полмесяца с детьми в деревне живу.

– Чем занимаетесь с детьми?

– Развивающие игры, раскраски, все, что связано с поделками, – жена покупает эти пособия. Они лежат пачками, и дети сами выбирают, что им нужно. Два часа в день они должны заниматься ручным тактильным развитием. Обязательно час читают перед сном, два раза в день гуляют. Утром без меня, вечером – со мной и с собакой. Оставшиеся час в день (не больше) смотрят мультфильмы и полчаса играют на компьютере. Тут я совершенно по-зверски обхожусь, больше времени на это не даю. Сохраняют игру и продолжают на следующий день. Сужу по детям своих знакомых – они и шесть часов могут за компьютером просидеть, если им позволить. Думаю, и сутки смогут, потом упадут в обморок и задрыгают ногами. Телевидения у нас вообще нет в доме, не работает антенна. Есть папин ноутбук, я на нем работаю практически постоянно. У старшего сына есть свой, но у него школа, секции, куча дел. На ночь я детям читаю книги.

– Что за книги?

– К примеру, Бориса Жидкова «Что я видел». У нас огромная библиотека и дома, и в деревне – книг 600 есть наверняка. Марк Твен, весь Киплинг, поэзия, вся русская классика, русские сказки, татарские, чего только нету… Гайдар. Все, на чем воспитывались мы с женой, и что в моде сейчас, на слуху. От Гарри Поттеров до Таней Гроттеров.

– Какого стиля воспитания придерживаетесь? запрещаете что-то или переключаете внимание?

– Большое количество детей в семье не располагает вообще к каким — то долговременным обсуждениям того или иного маминого или папиного указания. У нас просто так принято. не думаю, что это травмирует детей. Трений не происходит. Прений на тему «а не слишком ли сейчас папа жестко сказал или не слишком ли папа нарушает детскую психику» тоже нет. Дети все прекрасно понимают с первого, ну максимум со второго слова. Нужно ли выключить компьютер или одеться, выйти на улицу весело играть в снежки? Это не обсуждается. Забот в семье всегда полно, а денег долгое время было мало или очень мало. Кто-то из детей все время был маленьким, ему надо было уделять больше внимания. Сейчас у нас маленькая дочка, ей семь месяцев, поэтому остальные должны самоорганизоваться. Выражение «мне скучно» у нас в семье находится под запретом, его не произносит никто и никогда. Как правило, и не скучно. Основной стиль воспитания – не жесткость, не «дисциплинарный санаторий», а последовательность. Если дети знают, что им разрешено играть 30 минут в компьютер и гулять два раза в день и что они должны заниматься рисованием и еще чем-то, они знают это и делают. Им в голову не приходит, что может быть по-другому. Так уже сложилось. Если бы они один день играли в компьютер, а в другой ныряли с аквалангом, им, конечно, было бы непонятно – почему вчера было можно, а сегодня нельзя…

– Такой уклад Появился не сразу? а как же пресловутый кризис трех лет?

– У нас он был в чистом виде только у старшего. Я его прямо боялся. Встанет не с той ноги, ходит смурной. Жена-то с ним как-то договаривалась, а я держал на расстоянии, говорил ему: «О, нет, все, я тебя боюсь, давай сам». И он бродил хмуро туда-сюда по квартире, как дух лесной. Двое средних – погодки. Когда они были совсем маленькие, я проклинал тех людей, которые рассказывали в разных журналах: «рождайте погодков, это прекрасно, это чудесно!». На самом деле ужас. С полутора лет до 3,5 они дрались беспрестанно. Игрушки друг у друга тянут, бьют друг друга по головам. Зато, начиная лет с четырех, настал рай. приезжаем в деревню и, честно говоря, я могу их не видеть весь день, только три раза в день покормлю и говорю периодически: ребята, рисовать, ребята, играть, гулять. Час-два я им в день уделяю в общей сложности. Читаю перед сном. Все остальное время они сами друг с другом общаются. Если я приезжаю на дачу только с дочкой, ее надо развлекать больше. Так что у погодков был кризис борьбы, а потом они зажили душа в душу.

– Воспитывать нескольких детей проще или сложнее, чем одного?

– С годами проще. Старшему уже 14, погодки уже соображают все. Маленькую мы уже настолько доверяем старшему, что можем уехать с женой на 3–4 часа в магазин, потом зайти в кафе, прогуляться. Они втроем с ней справляются, кормят, моют, укладывают спать. Я уверен, что нам должна контрибуцию платить будущая жена моего старшего сына; он с детьми умеет уже делать все. Многие и в 25 и в 30 лет, увидев ребенка, не способны с ним сделать ничего. Надо понимать, что маленький ребенок – сложное психологическое устройство, а не только «кулек». Эта такая метафизическая конструкция, чье настроение нужно угадывать. Вот сейчас спать, сейчас ей надо поиграть, сейчас ее надо переложить в другое место. И все, и тогда нормально. А вот если этого не умеешь делать, у маленького сразу начинается психоз – он начинает орать. Все эти трое, если бы не умели с младшей обращаться, тоже начали бы рыдать. У нас такое было, когда старшему было лет 6 или 7, а второму ребенку был год, и мы их оставили однажды вдвоем буквально минут на 15, до магазина добежать. Вернулись: один рыдает в кроватке, а старший заперся в туалете и кричит оттуда – «успокойте его, успокойте!». И сам рыдает тоже. Для него это был шок. Сейчас у него огромный опыт.

– Проблемы Оцтов и Детей – они остались тургеневскими, или в современной жизни появилось что-то новое? У вас такой проблемы нет?

– Думаю, проблемы те или иные будут. Тургеневский роман, как и вообще вся русская классика, не устареет никогда. Так или иначе, все это актуально. Недавно перечитывал этот роман, а Дуня Смирнова сделала совершенно гениальную экранизацию «Отцов и детей». Другие современные фильмы кажутся чушью, блажью по сравнению с тем, что выдает эта работа. Очень точный подход и отношение к Тургеневу. «Отцы и дети», и «Анна Каренина», и «Воскресенье» – это все наша насущая реальность. Другой вопрос, что, когда рос я, эти проблемы были чуть другого толка. Отец был абсолютным авторитетом для меня, самым главным другом. Он и моя жена – это, наверное, всего два человека на земле, которые сразу верили в меня и знали, что у меня какие-то вещи получатся. Другие люди могли сомневаться, могли к этому скептически относиться, могли считать меня придурком, маргиналом. А моя любимая женщина, когда мне было 20 лет, сразу про меня подумала – он будет моим мужем и станет великим человеком. А я был тогда сержант ОМОна, какой великий человек? Отец был совершенно ломоносовский тип. Умел все делать своими руками; рисовал, лепил, играл на музыкальных инструментах. Умел построить дом, вспахать поле, запрячь лошадь – все умел. поэтому никаких «отцов и детей» у меня не могло сложиться, я его просто боготворил.

– А что в вашей семье?

– Понимаю, что у меня с детьми могут быть какие-то трения, конфликты, это нормально. Пока ничего не предвещает. Скорее, есть другая ситуация. Жена сказала недавно – ты заместил им очень многое. Обычно дети в 13–14 лет, а многие и раньше, в 9–10, начинают развиваться самостоятельно, искать какие-то противоположные родителям ценности и смыслы. У нас получилось иначе. Я чувствую себя достаточно молодым человеком. Музыка, которую я слушаю, нравится и моим детям. Мы записали недавно с рэп-группой 25/17 совместную песню. Для моих детей это и шок, и радость. Они обожают эту группу, знали ее наизусть, а потом вдруг отец записывает с ними песню. Я это не сделал специально, просто так совпало, мы с ними подружились. Какие-то актеры, которых они видели по телевизору, приезжают на дачу ко мне отдыхать. Какие-то книжки молодых писателей им нравятся, а потом я привожу книжку, подписанную тем или иным автором. Это все, конечно, на них влияет. И я, и жена в 13 лет уже искали какие-то другие сферы. Мои родители слушали Окуджаву, Дольского, Высоцкого, а я уже тогда услышал Гребенщикова, чуть позже – Цоя, Калинов Мост, Летова. У меня создавалась своя эстетика. Так получается, что я сейчас слушаю ту музыку, которую слушают молодые люди. Так что пока мы с детьми ровесники. Книги читаем общие. Они могут со мной обсудить любую тему. Давно не играю в компьютерные игры. Однако дети меня иногда просят, чтобы я прошел какой-нибудь уровень. Многие фильмы мы смотрим вместе. И фильмы нашего с женой детства, и новинки. Я привожу, обсуждаем.

– Проблемы курения, наркотиков? Вы разговариваете об этом?

– Разговариваю, и жена разговаривает. По-разному. Смотрятся какие-то фильмы, слушается музыка, в том числе та же группа 25/17; они через это прошли, завязали, и у них достаточно жесткая позиция. Какие-то вещи, которые вокалист 25/17 поет, я объясняю. Нет, пока с этим проблем нет. Ко мне подходили учителя из школы, родители и сказали, что мой – единственный в классе ребенок, который никогда не ругается матом. Я тайно этим горжусь. У нас такая лексика не табуирована, я сам иногда могу выразиться, в том числе и в присутствии детей. Жена, правда, не ругается вообще никогда и ни при каких условиях. В музыке брань встречается. Эти песни могут прозвучать в машине, где сидят дети. Им объясняется, что, к примеру, это часть эстетики музыкальной, эта лексика, которая здесь необходима. Когда мы узнали, что сын не ругается, жена у него спросила про мотивы. Он ответиля брезгую, мне неприятно, ругаются все, а я не хочу быть похожим на всех. Он дистанцирует себя от этого, потому что изначально это не было для него запретным плодом. Родители, как правило, сами ругаются как свиньи, а на детей кидаются из-за слова «сука». Думаю, надо вести себя ровно противоположным образом. Если ты хочешь выругаться, то выругайся, но объясни ребенку, с какой целью ты это сделал и что вообще все это значит.

– Вы в семье человек настроения или всегда все ровно, благожелательно?

– Не думаю, что я человек настроения. Как у любого мужчины, у меня могут быть с женой какие-то столкновения. Не бои тяжелого значения, а просто искры. Не помню ни одного случая, когда я позволил себе повышать голос на детей и уж тем более применять физическую силу. Хотя однажды, когда они стали упираться, кому из них убираться в комнате, я вышел и достаточно громко сказал, что они не смеют так себя вести, что я запрещаю им на три дня просмотр мультфильмов и что они ведут себя безобразно. Хлопнул дверью и ушел в свою комнату. Они помолчали, утром проснулись, пришли, извинились.

– Чего вы ждете от своих детей? Чего от них хотите?

– Ничего не хочу. Хочу, чтобы они были счастливыми людьми. Это зависит не от качества профессии или образования. Постараюсь им дать образование и какое-никакое жилье, когда они подрастут. Минимум какой-то я обеспечу, а дальше пускай сами. Мы же с женой договорились – как только исполняется ребенку 18 лет, все, до свидания, приходи на праздник, на следующее рождество.

– К вопросу об образованиине боитесь, что нас постигнет всеобщая деградация?

– Да ну нет, я понимаю, что есть в образовании вещи, которые у меня вызывают раздражение, но мы дома пытаемся все это как-то наверстать. Дети читают, находятся в культурном контексте, слышат правильную речь. Какие-то вещи, которые недополучат в школе, они дополучат дома. Старший у нас учится в хорошей гимназии, средние тоже туда пойдут, в эту гимназию.Есть проблема и с ТВ, и с шоу-бизнесом. ТВ надо выжечь напалмом, потому что степень порочности, глупости, подлости и мерзости, которые распространяет наше общественное телевидение, просто несоизмерима с человеческой психикой. Любой вменяемый человек, если его посадить и привязать к телевизору и заставить его смотреть 20 часов в день, обязательно должен стать дегенератом, подлецом и убожеством. Если он, конечно, будет доверять увиденному. А дети, как правило, доверяют. Даже если не доверяют, все равно какая-то матрица поведения снимается на подсознательном уровне. Это беда огромная. Планка общественного телевидения понижена, оно работает на самые дурные и гадкие человеческие качества. Невыключающиеся телевизоры в каждой комнате – это разносчики дезинформации, пошлости и подлости.

– Какое поколений вырастет при таком раскладе?

– Кто должен, тот деградирует. Это неизбежно. Я не вижу никакого иного выхода из этой ситуации, кроме как «взломать» власть в стране. Это государственная задача – чтобы я пошел в деревенскую школу преподавать двум единственным ученикам. Это глобальная государственная программа. Государство, которое обладает миссианской задачей и собирается вырастить таких граждан, с которыми оно будет покорять космические пространства и водные недра. Нашему государству эти люди не нужны. Поэтому я считаю, что надо истребить как факт это государство и на его месте построить другое. Само ничего не поменяется. Вокруг вас будет разруха, банды дегенератов, сельские и заводские окраины, населенные полушакалами.

    Комментарии:

    Download SocComments v1.3
    Twitter
    Нравится
    SocButtons v1.5