«Ребёнок должен быть с родителями»

Александр Сергеев, первый солист балета Мариинского театра, на сцене блестяще играет Принца, Меркуцио, Ивана-дурака и Вронского, но в реальной жизни прежде всего предпочитает роль отца. 

Ваши родители были балетными артистами. Дорога в Академию Вагановой была вам предначертана?

Родители окончили Пермское хореографическое училище. Мама, заслуженная артистка России Валентина Климова, была ведущей солисткой Театра балета «Хореографические миниатюры» Леонида Якобсона с момента его образования. Папа Валерий Сергеев тоже был солистом в этой труппе, а последние тридцать лет преподаёт актерское мастерство в Академии имени Вагановой.

Вам тоже преподавал?

Да, причём мне казалось, что будет сложно учиться у собственного отца. Но нет, всё было нормально (смеётся). В детстве я сопротивлялся поступлению в Академию. С семи до десяти лет всерьёз занимался тхэквондо: три раза в неделю, соревнования, показательные выступления. У нас был очень жёсткий тренер, но это мне много дало – прежде всего для физического развития и формирования мышц. Когда меня привели на просмотр в Академию имени Вагановой, её тогдашний художественный руководитель Игорь Дмитриевич Бельский спросил: «А что у ребёнка с ногами?» У меня уже тогда были накаченные ляжки. Мне было тяжело перестраиваться, потому что мышцы привыкли работать по-другому. И у меня была определённая ломка, в том числе психологическая – поначалу я не видел себя в балете, не болел им.

А кем вы хотели быть?

В десять лет я хотел стать врачом. Мои родители много лет дружат с Алексеем Степановичем Барчуком, главным онкологом Петербурга, жена которого когда-то тоже танцевала. И папа много мне рассказывал про него, про то, как он делает операции на лёгкие. Я был абсолютно заворожён этими рассказами. В Академии мне было тяжело морально, потому что я перфекционист, а в младших классах у меня далеко не все получалось. Но родители хотели, чтобы я продолжил династию. Поддержка папы и мамы в годы обучения была колоссальной, но и контроль тоже, потому что когда родители профессионалы, они замечают каждый твой промах.

В годы учебы вы себя видели исключительно в Мариинском театре?

Прежде всего родители видели меня там. Сам я ближе к выпуску стал понимать, что мне интереснее исполнять современную хореографию и характерные танцы. С классикой я всегда был на «вы».

И тем не менее танцуете практически все премьерские партии в классическом репертуаре.

Да, но это даётся с определённым напряжением.

Вы пришли в театр в 2004 году во времена расцвета балета Мариинского, когда на его сцене ставились один за другим спектакли Уильяма Форсайта.

Это был настоящий подарок для меня – мне очень хотелось реализоваться в первую очередь именно в современной хореографии. Я пришёл в театр артистом кордебалета, через два месяца труппа уехала на гастроли, и так получилось, что из-за травм некому было танцевать партию Эспады в «Дон Кихоте» – мне её поручили.

А вы её знали?

Нет, но очень хотел исполнить. Мне дали попробовать, и с двух репетиций я её станцевал и танцую до сих пор с превеликим удовольствием. Через месяц меня ввели в вечер балетов Форсайта, ещё через месяц в «Четыре темперамента» Баланчина. Затем приехал британский хореограф Дэвид Доусон и специально на нашу труппу ставил свою работу Reverence, за которую потом получил «Золотую маску». И так получилось, что он отобрал меня на кастинге. Рядом со мной, совсем ещё зелёным артистом, работали звёзды Михаил Лобухин и Андрей Меркурьев, позднее перешедшие в Большой театр, и потрясающие девочки – Наталья Сологуб, Софья Гумерова и Даша Павленко, ставшая моей женой. Это было именно то, к чему я шёл в годы учёбы – и всё это я получил уже за первые полгода в театре. С одной стороны, это было страшно, а с другой – очень подстёгивало. Но при всём при этом, как и положено артисту кордебалета, я стоял в операх с опахалом, выходил на сцену в мимансе – и такая ситуация продолжалась ещё несколько лет.

Вы довольны тем, как сложилась карьера? Вы ведь и сегодня бываете заняты во всех премьерах театра в жанре современной хореографии.

Да, доволен. Хотя сейчас гораздо меньше нового делается. Но я всегда стараюсь оказываться в том, что ставится, будь то балет «Инфра» Уэйна МакГрегора или «Весна священная» Саши Вальц. Последнюю постановку многие критиковали, но когда я вижу, как двадцать шесть человек, занятых в спектакле, в конце абсолютно измочалены и при этом совершенно счастливы – это тот самый случай, когда ни солисты, ни артисты кордебалета не думают о том, сколько они за это получат.

Недавно вы стали лауреатом премии «Золотой софит» за партию Евгения в балете «Медный всадник».

Для меня важно, чтобы тебе не было стыдно за то, что ты делаешь на сцене, привнести в партию что-то своё, запомниться. Не хочу, чтобы сказали просто: «Ну, было нормально». Юрий Смекалов восстановил в этом балете хореографию Ростислава Захарова, но третий акт поставил, по сути, заново. И в результате это практически моноспектакль для исполнителя партии Евгения. Мне хочется не только танцевать, но и играть, быть артистом – именно поэтому я не очень люблю партии принца Дезире из «Спящей красавицы», Принца из «Щелкунчика» или принца из «Лебединого озера». Я танцевал и одного, и другого, и третьего, но они никакие. А вот в шемякинском «Щелкунчике» танцую с удовольствием – там принц не такой чопорный и более человечный. Я не страдаю от того, что «Лебединое озеро» танцевал последний раз два года назад. Зато регулярно выхожу на сцену в партии Вронского в «Анне Карениной», Ивана-дурака в «Коньке-горбунке», принца в «Золушке», графа Альберта в «Жизели», которую обожаю – там образы с характерами.

В советские времена профессия артиста балета, особенно Кировского театра, была престижной и высокооплачиваемой. Но подозреваю, что ваши родители вряд ли внушали вам мысль, что танцевать нужно, потому что это позволит хорошо зарабатывать?

Я вспоминаю, что часто звучала другая фраза – о возможности посмотреть мир. И это меня действительно привлекало. У них самих это получилось в полной мере: в 1975 году приподнялся железный занавес и они побывали всюду.

У вас тоже получилось попутешествовать?

Да, я даже больше скажу: сегодня я часто отказываюсь от гастрольных поездок, чтобы побыть дома с семьёй. Нагрузки и в том, и в другом случае примерно одинаковые, а оплачивается это теперь практически одинаково: прежде же за гастроли платили в долларовом эквиваленте, а дома при этом ещё шла зарплата. Так, этой осенью была длинная поездка в Китай, от участия в которой я отказался ещё в мае – понимал, что Даша родит в сентябре и ей будет непросто без меня. И в итоге как раз пока ребята танцевали в Китае, у меня здесь случились две «Жизели» и «Золушка», а это требует серьёзной концентрации.

Ваша жена как-то рассказывала, что вы покорили её сердце, пригласив на первом свидании в зоопарк, а не банально в ресторан. Это был тонкий психологический расчет?

Смотря что считать первым свиданием. Так получилось, что мы оба были заняты в постановке балета «Золотой век» Ноа Д. Гелбера, оба были после травмы, и поэтому ни на что особо не рассчитывали – нас рассматривали скорее как третий состав. Мы больше общались друг с другом, но в результате станцевали премьеру в Лондоне. Даша помнит поход в зоопарк, а я больше запомнил, как повел её на крышу Мариинского театра. В перерыве между репетициями мы полезли через окно чёрного хода, забрались на самую верхнюю точку, откуда открывается потрясающий вид. Это был экстрим, потому что когда мы спускались, пошёл дождь и крыша была скользкой.

Век балетного артиста, как известно, короток. Вы с женой осознанно заводили первого ребёнка, даже понимая, что его плач по ночам может в общем-то повредить вашей карьере?

Когда родилась Ярослава, мне был всего двадцать один год. Но мы уже два года жили с Дашей вместе и совершенно чётко решили, что оба хотим ребёнка. Даша старше меня на семь лет и к этому моменту уже добилась всего в профессии, она уже тогда была прима-балериной, лауреатом «Золотой Маски», перетанцевала всю классику, а кроме того, балеты Уильяма Форсайта, Джона Ноймайера и Ролана Пети. Мне кажется, ей даже хотелось определённой передышки. Конечно, на неё тогда и легла основная нагрузка, впрочем как и сейчас, когда родилась вторая дочь, Мирослава. Она говорит, что ей всё всегда давалось очень легко, но в реальности у неё была очень непростая жизнь. Папа Даши умер, когда ей было четыре года, а мама, когда ей было десять лет. Но у неё есть три старшие сестры, у двух из которых к тому времени были свои семьи, а Надя, которая старше её на 8 лет, оканчивала Вагановскую академию как раз тогда, когда Даша в неё только поступила. Последний год своей учёбы в ней Надя присматривала за младшей сестрой, а затем Даша жила в интернате совсем одна и только на каникулы ездила к сестрам на родину, в Москву.

А с какого возраста Ярослава наблюдает вас на сцене?

Вот буквально на днях Яся спросила: «Папа, а что ты сегодня танцуешь?» – «Щелкунчика». – «Я хочу посмотреть». – «Я постараюсь сделать места, но мама с тобой не сможет пойти, ты же понимаешь, что она должна быть с Масей». – «Ничего, я могу и из-за кулис посмотреть». И тут я вспомнил, что первый раз Ярослава была именно на шемякинском «Щелкунчике», когда ей был один год. Она ещё едва ходила, стояла с Дашей за кулисами и узнала меня в гриме и костюме. Я отлично помню, как, станцевав вариацию, убежал со сцены, держал её на руках до коды, потом поставил, снова станцевал финал вариации и снова взял на руки.

У неё нет желания пойти по стопам родителей?

Нет, у неё нет такой установки, да ещё мы с Дашей подливаем масла в огонь: «Нет, ты не будешь балериной» (смеётся).

А балетные данные у нее есть?

Да, и стопа нормальная, и выворотность хорошая. И голова тоже – она может запоминать движения. Но она не фанатеет по поводу балета – в пачки не наряжается, по дому в них не скачет. Ей очень нравится шить – она пошла в кружок мягкой игрушки. Теперь это превратилось даже в какую-то зависимость: после уроков в школе Яся всегда остаётся на продлёнку, но три раза в неделю обязательно ходит в этот кружок, где занимается до пяти, а затем они всей группой переходят в соседний дом творчества, где продолжают шить до половины восьмого. И это она не может променять ни на что. И то, как она сочетает ткани между собой, как она использует потайной и обычный швы, как она валяет игрушки – всё это мне очень нравится.

Можете сформулировать свои принципы воспитания?

Основной – это чтобы не было бесконечных запретов. Конечно, нельзя лупить родителей, хамить бабушке и дедушке, открывать окно и сидеть на подоконнике. А всё остальное? Летом Даша с Ясей гуляли по городу, начался проливной дождь, и Яся попросила снять туфли – а почему нет? И Даша с Ясей шли босиком по проспекту Римского-Корсакова под изумлёнными взглядами прохожих. – Хочешь спать с включённым светом? – Пожалуйста. Хочешь в выходной день поиграть с айпадом – пожалуйста. Я понимаю, что ей требуется разрядка. Она посмотрит мультик и идёт делать уроки без напоминания. У неё очень близкие и доверительные отношения с Дашей. В прошлом году Яся пришла к ней и говорит: «Мама, мы с Лизой кидались тапками в школьном туалете, и я разбила окно». Даша спросила, рассказывала ли она об этом кому-то в школе, и выяснилось, что никому. Тогда Даша попросила на следующий день сознаться во всём. Вечером Яся пришла из школы и рассказала, что учитель её не ругала, а наоборот, похвалила за честность и сказала, что родителям платить за разбитое стекло не нужно – в школе всё равно будет ремонт. У бабушки с дедушкой была трагедия, что их внучка растёт хулиганкой, а я отвернулся и поржал над всей этой историей (смеётся).

У нас идея фикс, что ребёнок должен быть с родителями. Поэтому у нас никогда не было постоянной няни, только приходящая. И моим родителям мы оставляем её только на часть дня, если заняты одновременно. Часто по воскресеньям отправляем к ним в гости до вечера. На гастроли мы ездим либо по очереди, оставаясь с Ясей, либо берём её с собой, если едем с театром вместе. Таким образом она уже побывала с нами в Лондоне, Париже, Праге.

Почему выбрали такие имена?

Имя Ярослава понравилось нам тем, что в уменьшительно-ласкательном варианте оно звучит как Яся. Это же потрясающе! Яся, Яська, Ясенька. А Мирослава – потому что старшую дочь зовут Ярославой. Мы хотели, чтобы они чувствовали себя сёстрами – Мася и Яся.

Как старшая дочь относится к сестре?

Очень хорошо – целует её, носит на руках. Мы её готовили к рождению сестры, Даша читала много книг по психологии, мы ходили вместе с ней на подготовительные занятия для мам и пап в роддом «Радуга» в Снегирёвке. После рождения младшего ребёнка старшему нужно уделять вдвое больше внимания, чем прежде. Поэтому я сейчас максимально беру Ясю на себя.

Как строится ваш обычный день?

В 7.30 я встаю, в 8 везу Ярославу в школу – языковую гимназию № 278 на улице Циолковского, затем возвращаюсь домой, завтракаю и снова ложусь спать минут на пятьдесят. Затем иду на часовой урок к 11 утра, после которого часто бывает репетиция к предстоящему спектаклю, а затем после перерыва – ещё одна-две репетиции. После этого в 17 часов я еду за Ярославой в школу, и потом, если у меня нет вечернего спектакля, мы сидим с ней над домашним заданием до победного конца. Нагрузка на них гораздо больше, чем была у нас. Ярославе не хватает усидчивости – она сразу решает задачу по математике в уме, но не понимает, зачем нужно правильно записать решение в тетради. А ведь это делается ради дисциплины. Сегодня, когда я наседаю на Ясю, я вспоминаю себя: как я приходил домой, аккуратно раскладывал всё на столе и идеально делал домашнее задание, за которое всегда получал пятерки. Затем всё собирал со стола, и у меня было свободное время. А Ярослава другая. Стоит мне отойти от стола, как всё – она о чём-то задумалась, начала пропускать буквы в словах. Я распаляюсь, а потом сам же извиняюсь перед ней. Но я верю в эффект отложенного действия: рано или поздно она научится делать всё сама.

Учитесь в школе по второму разу?

В чём-то по первому. Я, например, знал, что у Ярославы в школе первым иностранным языком будет немецкий, поэтому взял на курсах базовый уровень А1, и теперь мы с ней идём примерно на равных. Или совершенно замечательный предмет «Окружающий мир» предусматривает такие задания: «С помощью взрослых найдите и запишите различия между жабой и лягушкой». Или: «Сделайте дома своими руками модель любого созвездия». Понятно, что ребёнок в восемь лет вряд ли самостоятельно справится с подобным заданием, и, конечно, я ей помогаю. Колю фасолины, соединяю их спичками и клею на бумаге – получается созвездие.

Вы закончили магистратуру в Академии Вагановой.

Да, по специальности «продюсер и менеджер театрального дела», в 2015-м.

Вас устраивает уровень полученного образования?

Очень. В тот год, когда я поступил, образование по этому направлению внезапно сделали платным и, кроме меня, на него не пошел никто. В результате я был один и у меня были практически частные занятия. Я застал блестящих педагогов, которые уже ушли сейчас. Мой научный руководитель, совершенно потрясающий Георгий Николаевич Парфёнов, который всю жизнь преподавал в Финэке и Корабелке, умер полгода назад.

Как учебу можно совмещать с работой в театре?

Именно в силу того, что я был один на потоке, я мог созвониться с педагогом, договориться о встрече с ним в удобный нам день и потом сидеть вместе часа четыре. Кроме того, у солиста в театре всё же больше возможностей планировать своё время, регулировать расписание.

Программа в московском Театре Эстрады 14 февраля была первым вашим продюсерским опытом?

До этого были небольшие концерты – помогал привлечь артистов из Мариинского и Михайловского, театра Бориса Эйфмана, составлял программы по просьбе знакомых. Но первый солидный опыт получился, действительно, именно в Москве. Вместе с подругой нашей семьи Катей Барер, продюсером арт-группы «АЕС+F», мы организовали вечер, посвященный теме любовных дуэтов. В 2017 году снова проведём его, но теперь уже в РАМТе: покажем новый одноактный балета Владимира Варнавы, а затем вновь любовные дуэты. Выступят теперь уже ребята не только из Мариинского театра, но также из Большого театра, Перми, из Гаваны. А 3 июня в Александринском театре у нас совместно с Еленой Шубиной и Екатериной Сираканян был очень сложный благотворительный концерт в пользу фонда «Близкие другие» и благотворительной организации «Перспективы», которые занимаются детьми с ментальной инвалидностью. Получилось всё крайне удачно: выступили на вечере Ульяна Лопаткина, Ильдар Абдразаков, Игорь Колб, Виктория Терешкина, Данила Корсунцев, Михаил Петренко, Юлия Маточкина, Анастасия Калагина и другие артисты.

Амбиций хореографа у вас нет?

Вопрос на засыпку. В последнее время я всё больше думаю на эту тему. Несколько лет назад Алексей Ратманский советовал мне обязательно попробовать ставить, поскольку, как он говорил, я хорошо слышу музыку. И я действительно её слышу. Но я понимаю, сколько это требует времени, внимания и сил. И сейчас я не готов к этому – семья меня не будет видеть. Я продолжаю активно танцевать.

Фото: Сергей Мисенко